совокупность теоретических положений (идей, гипотез) о строении языка, рассматриваемого как система знаков (см. Знак языковой), и об отношении его к внеязыковой действительности. З. т. я. не исчерпывают всех аспектов языка. Понятие знака, восходящее к стоикам, изначально определялось как двусторонняя сущность, образованная отношением означающего (σημαῖνον — звуковой речи — и означаемого (σημαινόμενον) — значения, интерпретируемых соответственно как «воспринимаемое» и «понимаемое». Определение знака как единства звуков и значения прошло через всю средневековую философию. В новое время теория о знаках человеческого языка была изложена в трудах В. Гумбольдта, сформулировавшего «закон знака», который вскрывал главный универсальный принцип строения языков, механизм соединения значения и формы его выражения: это единство «коренится во внутреннем, соотнесенном с потребностями мыслительного развития, языковом сознании и в звуке», которые взаимодействуют между собой (Гумбольдт В., Избранные труды по языкознанию, М., 1984, с. 127).
Общие принципы знаковых концепций были сформированы на основе анализа свойств естественного языка одновременно разными науками — философией, логикой, математикой, психологией, лингвистикой в конкретных, специфических для каждой отрасли знаний целях, что позволяет разграничить знаковые теории по четырём научным сферам: философской, логико-математической, психологической и лингвистической, хотя граница между ними относительна. Большое влияние на формирование З. т. я. оказала семиотика. В «теории символических форм» немецкого философа Э. Кассирера (1923) язык рассматривается как одна из символических форм наряду с религией, мифологией, культурой, наукой и т. п.
Логико-математическая линия представлена прежде всего работами Ч. С. Пирса, который разрабатывал особый вариант математической логики, называемый «умозрительной или чистой грамматикой». По характеру соотношения двух сторон знака Пирс выделил 3 типа знаков: а) иконические знаки, формируемые на основе подобия означающего и означаемого; б) знаки-индексы, создаваемые отношением смежности означаемого и означающего; в) знаки-символы, порождаемые установлением связи означающего и означаемого по условному соглашению. Связь двух сторон знака-символа не зависит от их сходства; такой знак обретает статус условного установления и всеобщего правила. Пирс показал, что для человеческого языка, его знаковой организации синтаксис (в частности, модели предложений) играет не менее важную роль, чем лексика и морфология. В духе логического позитивизма эти идеи развивает Р. Карнап, работы которого («Логический синтаксис языка», 1934, «Введение в семантику», т. 1—2, 1942—43) оказали большое влияние на лингвистические знаковые теории.
Научная программа Карнапа и его последователей сводилась к формализации синтаксиса естественного языка, к описанию последнего как строго упорядоченной, предельно формализованной дедуктивной системы — «исчисления» (calculus); значение языковых форм, как препятствующее процессу формализации и математизации, было исключено из научного исследования. В работах Карнапа понятие «знак», будучи приспособлено к конкретным нуждам специальной области знаний, главным образом математики и физики, полностью трансформируется. Если все предшествующие концепции знака трактовали эту категорию как двустороннюю сущность, сформированную отношением формы знака (знаконосителя) и его значения, то в теории Карнапа «знак» (sign) был приравнен к «знаковому выражению» (sign expression) и тем самым сведен к форме знака, к односторонней сущности. Характерной чертой знака стало не свойство «замещать что-либо», «репрезентировать (обобщённо) объекты реального мира», а «принадлежать к системе, быть членом строго формализованной системы, исчисления». Такое определение удовлетворяло основной методологической посылке логических позитивистов — постулируемому ими одно-однозначному соответствию языка и мира объектов (фактов), находящихся один к другому лишь в отношениях обозначения, а не отображения.
З. т. я. на бихевиористской основе (см. Бихевиоризм в языкознании) создал Ч. У. Моррис. В концепции Морриса язык интерпретируется как «целенаправленное поведение» (goal-seeking behavior), введено понятие «знаковая ситуация», а знак определяется как сумма условий, достаточных для его формирования. Моррис ввёл новое понятие системности знаков, разграничив последние по способу сигнификации на характеризующие (designators), оценочные (appraisors), предписывающие (prescriptors), идентифицирующие (identifiors) и знаки-форматоры (formators). Достижением теории Морриса явилось разграничение трёх семиотических сфер: семантики, синтактики и прагматики, однако в этой теории все факторы, составляющие знаковую ситуацию и знаковое значение (определяемые в терминах «стимул», «реакция»), ставятся в зависимость только от субъекта, от его эмпирического опыта и данных его чувственного восприятия. Влияние бихевиористских знаковых теорий испытал Л. Блумфилд (см. Дескриптивная лингвистика). В работе Ч. К. Огдена и А. А. Ричардса «Значение значения» (1923) исходными понятиями являются «символ», «мысль», «вещь», известные лингвистам (в разной терминологии) как необходимые константы «семантического треугольника» (см. Семантика). Огден и Ричардс разработали теорию знаковых ситуаций (sign situation), введя понятие внутреннего психологического и внешнего контекста. Для этой теории, в противоположность бихевиоризму Блумфилда, характерно акцентирование факта связи знакового выражения (sign expression) с ментальным, мыслительным образом вещи. В работе А. Х. Гардинера «Теория речи и языка» (1932) язык интерпретируется как сумма (outcome) бесчисленных индивидуальных речевых актов. К знакам Гардинер относил только слова, определяя их как «физические субституты», которые обладают значением и которые, как носители смысла, должны легко трансформироваться. К этому типу исследований примыкает теория австрийского психолога К. Л. Бюлера, пытавшегося в работе «Теория языка» (1934) дать аксиоматику языка. Он предложил разграничение лексикона на слова-символы (Nennwörter) и слова-указатели (Zeigwörter).
Первым лингвистом, применившим понятие знака к конкретному описанию языка, был Ф. де Соссюр (см. Женевская школа). Через призму знака, моделирующего взаимоотношение двух «аморфных масс» — цепи звуков и потока мыслительного содержания, — он вскрыл некоторые существенные стороны механизма внутренней организации языка как системы. Рассматривая язык как «систему знаков, в которой единственно существенным является соединение смысла и акустического образа», он предложил семантические понятия «знак», «значение», «значимость» и др., применимые только к системе слов, т. е. к первичному этапу знакообразования. Ряд непоследовательностей его знаковой теории объясняется тем, что он исключил из рассмотрения реальный, функционирующий язык; например, тезис о психическом характере обеих сторон знака проистекает из того, что физические свойства словесного знака, обнаруживаемые только в актуальной речи, им не рассматривались. Для З. т. я. Соссюра характерно расплывчатое определение процесса и особенно результатов членимости языка, гипертрофия формальной и особенно содержательной значимости (valeur) слов, игнорирование фактов объективной действительности и общественно-исторического опыта человека и механизма порождения речевых единиц, что привело к обеднённому моделированию естественного языка, не учитывающему его сложную иерархическую структуру. Идеи Соссюра были подхвачены многими последующими структуральными направлениями (см. Глоссематика, Копенгагенский лингвистический кружок).
Другой подход к определению сущности языка и языкового знака и к методам их исследования представляла пражская лингвистическая школа. Языковой знак определяется «пражцами» как социальная сущность, служащая посредником между членами одного коллектива и понимаемая только на базе всей системы значимостей, обязательной для всей языковой общности. Помимо двух постоянных факторов, детерминирующих языковой знак, — говорящего и слушающего — признаётся как необходимое условие семиозиса (т. е. процесса порождения знака) наличие третьего — реальной действительности, которую знак отображает. Пражская школа испытала на себе влияние русской лингвистической мысли, особенно идей И. А. Бодуэна де Куртенэ (см. Казанская лингвистическая школа).
В противоположность знаковой теории Соссюра Э. Бенвенист предложил единую концепцию членения языка в виде схемы уровней лингвистического анализа, определив естественный язык как знаковое образование особого рода с двукратным означиванием его единиц — в системе средств (первичное означивание, собственно семиологический принцип знакообразования) и в речи (вторичное означивание, принцип семантической интерпретации речевых единиц).
Бенвенист разграничил два разных, но взаимообусловленных этапа языкового семиозиса: единицы первичного означивания (слова́) должны быть опознаны, идентифицированы с предметами и понятиями, которые они обозначают; единицы вторичного означивания (предложения, высказывания) должны быть поняты, соотнесены со смыслами, которые они несут.
Идеи изучения синтактики и прагматики естественного языка нашли также отражение в разработке знаковой теории дискурса в трудах Э. Бёйсенса («Les langages et le discours», 1943), Л. Прието («Sémiologie de la communication et sémiologie de la signification», 1975). Идеи Р. Барта («Основы семиологии») о знаковых системах как носителях смыслов в контексте современной европейской культуры разрабатываются главным образом применительно к художественным текстам, в отвлечении от конкретных коммуникаций.
Философской основой З. т. я. в советском языкознании является диалектический материализм (см. Методология в языкознании, Философские проблемы языкознания), который в противоположность идеалистическому истолкованию понятий «языковой знак» и «язык» утверждает, что языковые знаки и язык в целом являются средством абстрагированной мыслительной деятельности и общения людей в условиях материального производства; представления, понятия и суждения людей суть отображения объективной действительности, предполагающие сходство между мыслительным образом, формирующим основу значения данного языкового знака, и отображаемыми объектами. Теоретическая разработка проблем знаковости естественного языка представлена трудами А. Ф. Лосева, Ю. С. Степанова, Л. О. Резникова, Л. А. Абрамяна, Э. Г. Аветяна, К. К. Жоля и других. Работы Лосева о знаковой природе языка посвящены критике знаковых теорий некоторых зарубежных учёных, разработке методологических основ З. т. я., выработке аксиоматики и обоснованию билатеральности языковых знаков, системному описанию основных семиотических категорий (знак, символ).
Разрабатывая гносеологических вопросы семиотики, Резников, в отличие от неопозитивистов, определяет язык как «сложное материально-идеальное образование, сочетающее в себе по отношению к объективной действительности свойства обозначения и отображения». При этом процесс обозначения языковыми знаками подчинён задачам отражения.
Абрамян в работе «Гносеологические проблемы теории знаков» (Ер., 1965) определяет значение языковых знаков как «особое отношение между компонентами знаковой ситуации, а именно специфическое отношение знака к предмету обозначения, зафиксированное адресатом». Аветян в своей книге «Природа лингвистического знака» (Ер., 1968), определяя сущность языкового знака в отличие от признаков, сигналов и символов, утверждает, что «начало знаковости — в замещении и обобщении вещей». Жоль в работе «Мысль, слово, метафора» (1984) пишет о смыслообразующей знаковой деятельности человека и раскрывает марксистское определение языка как целенаправленной деятельности человека, рассматривая ключевые вопросы З. т. я. через призму понятий «сознание/мышление», «целесообразность/сознательность», «творчество/личность» и т. д.
Психофизиологическая основа членораздельной речи была обоснована русскими учёными И. М. Сеченовым и И. П. Павловым. Сеченов разработал материалистическую концепцию о мозговых механизмах сознания и воли («Рефлексы головного мозга») и, предвосхитив понятие об обратной связи как регуляторе поведения, создал строго детерминистскую теорию о сложных формах познавательной активности человека и познаваемости окружающего мира. Продолжателем идей Сеченова был Павлов, создавший учение о двух сигнальных системах действительности: сигналы первой (сенсорные), взаимодействуя с сигналами второй (речевыми), создают необходимые условия возникновения абстрактного мышления. Вторая сигнальная система действительности стала основой знаковой репрезентации материального мира при помощи языковых знаков, что позволило человеку оперировать не самими предметами, а знаками, их замещающими.
Другим последователем Сеченова был психолог Л. С. Выготский, разработавший культурно-историческую теорию развития психики человека. В рамках «орудийно-знаковой» теории человеческой деятельности Выготский создал динамическую модель языка, основанную на главной посылке: «Мысль не выражается в слове, она совершается в слове». Идеи Выготского, понимание языка как целенаправленной знаковой деятельности разрабатывались его последователями А. Н. Леонтьевым, А. Р. Лурией и другими.
Логико-математическое изучение знаковости естественного языка характеризуется применением к естественному языку методов логической формализации, математического моделирования, вероятностно-статистических приёмов, позволяющих в разных целях формализовать его.
Исследования этого направления представлены в СССР как теоретическими работами (Ю. К. Лекомцев, Б. В. Бирюков, В. В. Мартынов), так и практическими приложениями, служащими непосредственно цели создания формализованных языков (языков программирования, информационных языков и т. п.). Естественный язык исследуется как средство человеко-машинной коммуникации, он стал предметом изучения многих прикладных дисциплин (Р. Г. Пиотровский, М. М. Лесохин, К. Ф. Лукьяненков, Б. В. Якушин и другие; см. также Математическая лингвистика, Автоматическая обработка текста).
Специфика языка как знаковой системы особого рода и проблема мотивированности языкового знака были предметом дискуссий 1967 в Москве и 1969 в Ленинграде.
Общеметодологические и теоретические вопросы о знаковой природе языка, такие, как «Знаковость языка и марксистско-ленинская теория познания» (В. М. Солнцев), «Развитие человеческого мышления и структура языка» (Б. А. Серебренников), освещены в книге «Ленинизм и теоретические проблемы языкознания» (1970). Проблемные вопросы о характере языковых знаков нашли отражение в серии трудов Института языкознания АН СССР «Общее языкознание», под редакцией академика Серебренникова. В т. 1 (1970), в главе «Понятие языкового знака», рассмотрены вопросы: сущность знаковой репрезентации, природа языкового знака и его онтологические свойства, особенности словесного знака, язык в сопоставлении со знаковыми системами иных типов, функциональные классификации знаков, отсутствие постоянного соответствия между типом означающего и типом означаемого, излишняя сигнализация, отсутствие прямой связи между единицами языковых планов и др.
В советской лингвистической литературе продолжает дискутироваться вопрос о двусторонности/односторонности языкового знака, притом что представители как первой, так и второй точек зрения исходят из одних и тех же общеметодологических посылок в определении сущности языка. Первую точку зрения разделяет Серебренников, Ю. С. Степанов, В. А. Звегинцев, Ю. Н. Караулов, Мартынов, А. С. Мельничук, Б. Н. Головин, В. Г. Гак, Н. А. Слюсарева, Н. Д. Арутюнова, Т. В. Шмелёва (Булыгина), А. А. Уфимцева и другие. Как одностороннюю сущность понимают языковой знак В. М. Солнцев, В. З. Панфилов, А. А. Ветров, П. В. Чесноков, Т. П. Ломтев и некоторые другие. Так, например, Солнцев рассматривает знак как материальный предмет (в языке — звучание), социально используемый для указания на некоторое мыслительное содержание (в языке — значение), который через посредство этого содержания (или значения) может указывать на некоторую предметную область. То, на что указывает знак (означаемое), находится вне знака. В этом смысле, считает В. М. Солнцев, знак односторонен. С этой точки зрения слово как единство звучания и значения не является знаком, знаком является лишь звучание слова, а значение есть то, на что это звучание указывает.
Противопоставление обоих названных подходов снимается при принятии концепции «уровней, градаций знаковости» Ю. С. Степанова, которая выдвигает идею о том, что признаки фонем различают фонемы — односторонние единицы, являясь их знаками, фонемы различают морфемы — двусторонние единицы, являясь знаками последних, и т. д. (см. также Уровни языка).
А. А. Уфимцева.