Джордж Лейси

Заметки о характере буров

George Lacy : Some Boer characteristics : 1900

Эта статья была напечатана в журнале The North American Review за январь 1900 г. (Volume 170, Issue 518). Английский текст можно найти здесь.

Перевод опубликован: 2008-06-20

Последняя правка: 2008-10-21

◄ К оглавлению сайта ◄

Джордж Лейси. Заметки о характере буров.

При изучении человечества наиболее полезным и несомненно наиболее очаровывающим является изучение человека — не человека как физиологической единицы, но человека как человеческой души, индивидуума в его социальных отношениях, и как коллективной сущности. Адекватное изучение его в этих терминах не может производиться с чужих слов, прочтением книг или слушанием рассказов путешественников, которые столкнулись с ним лишь как с мимолётным феноменом среди множества других, встреченных среди торопливого путешествия. Можно с уверенностью сказать, что никакие оценки не могут быть столь ошибочными, даже бесполезными, как мнения путешественника о виденных на своём пути народах. Чтобы исследование имело какую-то ценность, надо вести его на протяжении многих лет; нужно разделять с исследуемым человеком его занятия, слиться с ним в его домашней жизни, его общественной жизни, его работе и его играх — не столько слушать, что он говорит (поскольку язык — непослушный и ненадёжный член тела), сколько наблюдать за тем, что он делает, и исследовать глубинные мотивы его действий. Кроме того, нужно быть знакомым с его историей, достижениями и неудачами его расы, и с обстоятельствами, окружавшими его в прошлом; ведь нет ничего более верного, чем утверждение, что обстоятельства делают человека.

Что касается буров, то я могу с уверенностью сказать, что полностью выполнил эти требования, особенно в отношении буров Трансвааля и Оранжевой Республики. Применение термина «бур» ко всему нидерландоязычному населению Южной Африки хотя и верно в расовом отношении, на практике вводит в заблуждение. Буры Трансвааля существенно отличаются от буров Капской колонии, буры Оранжевой Республики находятся (географически и на шкале цивилизации) между этими двумя, а буры Наталя легко отличимы от всех других. Я ограничу свои заметки бурами Трансвааля и Оранжевой Республики.

Распространённая ошибка — считать, что буры принадлежат к нидерландской расе. Строго говоря, буры не являются нидерландцами ни по происхождению, ни по языку, ни по стилю жизни. Из первоначального бурского населения очень большая часть (я думаю, больше одной четвёртой) была французскими гугенотами, и французские имена так же обычны в Трансваале, как и чисто нидерландские. Генерал Жубер — француз, не только по происхождению, но также и по внешности и по поведению; жена президента Крюгера носит чисто французскую фамилию Дю Плесси. Три самых распространённых фамилии в Южной Африке — Де Вильер, Дю Туа и Вильон — явно французские. Кроме того, в Трансваале присутствует гораздо бо́льшая примесь цветной крови, чем обычно считается, особенно в северо-восточных районах. Я видел десятки буров явно смешанного происхождения. «Грикас», насчитывающие много тысяч и живущие в собственных посёлках, являются, как всем известно, потомством мужчин-буров и женщин-готтентотов; то же относится и к «кейп-бойз» — потомкам мужчин-буров и женщин-банту. Но я говорю не о них, а о людях, которых буры считают равными себе и своими соотечественниками — в отличие от «грикас» и «кейп-бойз».

Язык буров смешанный, а не нидерландский: ни один голландец не сможет сразу понять его. Из-за большой доли французов в первоначальном населении можно было бы предположить сильное влияние французского языка, но в действительности едва ли можно найти следы его влияния. Точно так же как в недавние годы буры стремились уничтожить английский язык в Трансваале, в более раннее время они искореняли французский язык в Капской колонии — и так успешно, что он полностью исчез. Язык буров — это смесь испорченного нидерландского, искажённого английского и кухонного негритянского.

Что касается стиля жизни, то ни один народ не отстоит здесь дальше от голландцев, чем буры. Отличительная черта жизни голландцев — чистота, как в отношении личной гигиены, так и в веде́нии домашнего хозяйства; отличительная черта жизни буров — грязь. Если не считать жителей самых холодных и отдалённых районов России, буры, несомненно, должны считаться самым грязным из белых народов мира. Мне кажется невероятным, что какой-либо народ, любой расы, может быть грязнее по своей внешности или привычкам. Количество чёрной грязи, которую они носят на себе, кажется просто невероятным для тех, кто привык к чуть более цивилизованной жизни. В те дни, когда равнины бурских государств кишели дикими зверями, и бур был постоянно занят охотой, он был действительно замечательным зрелищем. Он обычно был чуть выше среднего роста, но тощий и длинноногий, костлявый и неуклюжий, а его голова, под широкополой, пропитанной грязью шляпой, была увенчана перепутанной массой свалявшихся волос, которые, вероятно, никогда не расчёсывались. С середины лица, украшенного грязными полосами, на вас смотрели мутные бегающие глаза, а ниже виднелись губы, украшенные запёкшимся табачным перегаром — посреди щетины, пегой от полосок того же табачного перегара. Его куртка, жилет и штаны, даже его рубашка из некрашеного коленкора, были сплошь покрыты пятнами и кляксами крови, которую можно было видеть также запёкшейся на его руках и домодельных ботинках «вельдтсхунс», в то время как его не знавшие носков лодыжки были по цвету неотличимы от почвы его фермы. С тех пор как огромные стада дичи были уничтожены, этих пятен крови, разумеется, уже нет; но я боюсь, что эти улучшения в чистоплотности произошли скорее внешне, чем по сути. Другие виды грязи заняли место запёкшейся крови. При этом не было заметно большой разницы между теми, кто владел большими стадами — единственным видом богатства, известным бурам до эры открытия золота — и теми, кто был самым бедным.

Противоположный пол был не менее нечистоплотен в отношении личной гигиены, но эта тема слишком неаппетитна, чтобы подробно останавливаться на ней. Ни мужчины, ни женщины никогда не моются в нашем понимании этого слова: их омовения ограничиваются тем, что каждое утро в оловянный тазик наливается около пинты воды, и с помощью грязной тряпки они протирают лицо, при этом все жители дома используют одну и ту же воду. По субботним вечерам приносят маленькую лохань с небольшим количеством воды, и в этой несменяемой воде проводится та же формальная процедура с ногами, хотя часто её пропускают по многу недель.

В их домашней жизни можно наблюдать те же характеристики. Голландская домохозяйка, привыкшая к приятному запаху своих комнат и снежно-белому белью, в ужасе выбежала бы из бурского дома от одной встречи с царящим там запахом. Несмотря на традиции здоровой жизни на свежем воздухе во время переездов в фургоне, в своих домах буры отказываются от радостей вентиляции и живут в атмосфере, подобной таковой в ночлежке. По ночам мужчины снимают только куртки и жилеты, а женщины свои хлопчатобумажные платья (или даже и их не снимают). Дома бедняков, которые, конечно, составляли подавляющее большинство, часто состояли только из одной комнаты, очень редко из трёх. В таких домах часто проживало двенадцать и больше человек. Если в доме была только одна комната, женатые пары занимали один её конец, отгороженный хлопчатобумажной занавеской. Остальные спали в ряд на полу: сначала молодые мужчины старше шестнадцати лет, затем молодые женщины, затем гости, а дети спали в углу, прижавшись друг к другу. Было бы странно ожидать скромности или высокой морали в таких условиях. Конечно, путешественники, которые провели час-другой в нескольких домах богатых буров уже после начала притока богатства в Трансвааль, скажут, что эта картина сильно преувеличена, но увы, краска на этой картине наложена слишком лёгкой рукой, чтобы передать реальность. Реальность же попросту непередаваема.

Люди типа мистера Стеда (Stead), знания которых, видимо, происходят из чрезмерного запаса сентиментальности, пытаются убедить своих читателей и слушателей, что буры — это чистоплотная раса, пуританская в своей морали, и на этом основании заслуживающая наивысшего уважения и восхищения. Это не так. Аморальные связи со своими цветными служанками — вы можете называть их рабами, законтрактованными подмастерьями или наёмной прислугой — как бы это ни было сейчас, но всего несколько лет назад такие связи были практически повсеместными. Я не говорю что попало. Мои знания происходят от многолетних наблюдений десятков — нет, сотен бурских домов. Если оставить в стороне эту аморальность, то надо сказать, что домашняя жизнь бура была достаточно приятной. Конечно, у него были разногласия с женой, у кого их нет? Но я лично никогда не видел, чтобы эти разногласия шли дальше словесных споров, исполнявшихся с обеих сторон высокими, резкими фальцетными голосами. Женщины в действительности принимают позицию нижестоящих смертных по отношению к своим супругам. Это доходит до того, что они даже не едят вместе — женщина скромно прислуживает своему господину, а сама принимается за еду только когда он закончит. При этом не видно, чтобы они сильно любили друг друга. Они женятся очень молодыми, но после первых нескольких месяцев супружества их союз уже кажется основанным более на удобстве, чем на любви. Также они не проявляют много любви по отношению в своим детям. Женщины достаточно много занимаются ими, пока они не начнут ходить сами, после чего они получают больше шлепков и громких проклятий, чем ласки. Мужчины едва замечают своих детей, пока мальчики не станут достаточно взрослыми, чтобы быть полезными в делах — тогда их быстро обучают всему, что относится к скоту, лошадям и повозкам. Раньше парни первым делом обучались стрелять, но после исчезновения дичи это ушло в прошлое; современный бурский юноша знает об огнестрельном оружии ненамного больше лондонского. Ни мальчики, ни девочки не получают никакого образования. Во многих богатых домах можно встретить учителя — это непременно англичанин или голландец, который не преуспел ни в каком другом деле, обычно горький пьяница; но большинство не обучались ни чтению, ни письму, и я был бы удивлён, если бы среди взрослого населения Трансвааля хотя бы 20 процентов умели читать и писать. О современном молодом поколении, несомненно, заботятся гораздо лучше.

Между собой буры чрезвычайно склонны к ссорам. Никакая их экспедиция или другое дело не обходится без того, чтобы руководители раньше или позже не переругались между собой. Это всегда было так, начиная с того, что в Натале в 1838 г. Хендрик Потгитер поссорился с другими командирами, Питером Ретифом и Гертом Марицем, и перед лицом врага вывел свой отряд из операций против зулусов, а через год или два соперничающие группировки создали два (если не три) отдельных правительства. Во время охоты споры по поводу убитых животных ведутся постоянно, и я часто видел, что дело доходит до драки.

В своих отношениях с посторонними не-бурами они чрезвычайно заносчивы. Во время моих поездок по Трансваалю и Оранжевой Республике в связи с приобретением ферм в шестидесятых годах, во время которых я посетил больше бурских домов чем я могу вспомнить, мне часто приходилось мириться со словами и манерами, от которых у меня закипала кровь. Их стандарт вежливости зависит от обстоятельств. Человек с фургоном или двумя всегда получает внешнее уважение; человека верхом на лошади терпят; но несчастного, пришедшего пешком, стараются спровадить побыстрее. Это затрагивает вопрос об их так называемом гостеприимстве. Да, они гостеприимны по-своему, но разве нельзя сказать того же о любых людях, живущих на далеко удалённых друг от друга фермах? Я путешествовал так же много как и другие, побывал почти во всех южных колониях Великобритании, в нескольких европейских странах и в самых удалённых уголках Британских островов, но я не помню, чтобы я где-то встретился с абсолютной негостеприимностью, за исключением местных жителей того, что сейчас составляет Германскую Восточную Африку, и, в меньшей степени, Газаленда. Разве станет кто-нибудь из тех, кто знает и Южную Африку, и Австралию, утверждать, что буры станут терпеть бродяг хоть один момент, или строить для них отдельные домики, как это делают скваттеры? Бур общителен, в своём роде, и ужасный сплетник, он всегда рад возможности почесать язык, если он может сделать это без ущерба для своего самоуважения, как он это понимает. Путешественник, который останавливается на час-другой, чтобы дать отдых животным, всегда может рассчитывать на чашку кофе и хороший поток слов, и даже может получить обед, если сейчас обеденное время. А если он прибудет вечером, он получит одеяло и разрешение спать на полу вместе со всеми, если у него нет фургона; но где в мире вам в этом откажут? Однако бур никогда не предложит вам еду, если сейчас не обычное время приёма пищи. Однажды мне пришлось не есть 24 часа, поскольку я прибыл в два разных дома уже после того, как там убрали со стола. Покинув первый дом засветло, я прибыл во второй примерно в 10 часов, и, объяснив хозяину суть дела, попросил его нарушить правило и дать мне чего-нибудь поесть, поскольку у меня было особое дело и я не мог ждать обеденного времени. Он пошёл в сад, и, взяв с земли две груши (они в изобилии валялись под деревьями), положил их передо мной на тарелку. Я не думаю, что он хотел изобразить неприветливость, но слово «гостеприимность» вряд ли подходит к такому образу действий.

Лорд Вольсли (Wolseley) недавно превозносил честность буров. Я не знаю в точности, что он имел в виду, но в отношении понятий «моё» и «твоё» для движимого имущества дело обстоит как раз наоборот. Я около двух лет ездил с фермы на ферму с повозками разных товаров, обменивая их на страусовые перья, слоновую кость, шкуры, шерсть, скот и вообще всё, что я мог получить. Я уже описывал в другой статье свои впечатления об одной из таких поездок, и должен ограничиться здесь рассказом о том, что когда я на какой-нибудь ферме раскладывал образцы своих товаров, почти никогда не обходилось без попыток тайно похитить любые вещи, которые можно легко спрятать. Все участвовали в этом, старые и молодые, мужчины и женщины, и приходилось постоянно следить за всем. Однажды я заметил, как одна девушка, дочь очень известного депутата парламента Оранжевой республики, пыталась спрятать коробку с часами под передником. При поимке они не показывают никакого стыда — это кажется им скорее смешным. При покупке лошадей и скота надо соблюдать великую осторожность. Никакой лондонский торговец лошадьми не сможет соревноваться со средним буром в искусстве выдавать запалённых лошадей и древних быков с треснувшими копытами за здоровых животных. Нечестность простирается гораздо дальше дел такого рода. Один бур, имя которого хорошо известно миру, много лет назад, когда он был президентом земельной комиссии по выделению ферм в Лейденбергском районе, надул моего партнёра на 36 000 акров с помощью самого наглого мошенничества, которое только можно себе представить. Непорядочность и лживость — братья-близнецы, и оба они являются заметными качествами бурского характера. Тот, кто полагается на неподтверждённое свидетельство бура, наверняка попадёт в беду. Дело не просто в том, что привычка к преувеличению стала второй натурой бура: в действительности он не имеет никакого представления о сущности истины. Он будет говорить в точности то, что наилучшим образом послужит его интересам в деле, которым он занят в данный момент, без какой-либо мысли о том, каковы настоящие факты. Вообще весьма сомнительно, что его ум способен воспринять факты как они есть — он перекрашивает факты с соответствии со своими собственными желаниями и убеждениями. У бура есть привычка называть любое поражение великой победой, и это является не столько намеренным обманом, сколько выражением его действительной веры. Он настолько пропитан убеждением своей непобедимости, что он неспособен оценивать факты по их действительному значению. Убеждение превозмогает всё, и в уме, способном удержать только одну или две главные идеи, нет места для идеи поражения. Когда бур видит мёртвых и раненых по всему полю битвы, это зрелище не даёт ему чувства катастрофы, поскольку он убеждён, что потери другой стороны обязательно должны быть в три раза больше. Я не думаю, что какая-либо другая сторона бурского характера может быть более выразительной, чем это укоренившееся пренебрежение истиной, эта абсолютная неспособность понять значение прямодушия. Это проникает в любое дело в их жизни, от самого незначительного до самого великого. В рассказе о происшествии на охоте, в продаже лошади, фургона или фермы, в даче показаний в суде, в государственных делах — везде это присутствует, и всегда это бросается в глаза постороннему человеку. В их государственном управлении это должно быть ясно даже самому небрежному читателю. Недавние Синие книги дают множество свидетельств этому, но в книге Фитцпатрика «Трансвааль изнутри» (Fitzpatrick: Transvaal from Within) они даны с такой силой, что становятся откровением даже для тех, кто считал себя хорошо знакомым с образом мыслей и действий буров; а для сентиментального бурофила, ничего не знающего о них, эти факты должны быть совершенно ошеломляющими.

Мы много слышим о любви буров к своей стране, об их готовности защищать её до последней капли крови. Те, кто говорят так, ничего не знают об этом. У бура нет своей страны. Он ничего не знает о патриотизме. Он кочевник по своей природе. Для него одна страна так же хороша, как и другая, лишь бы она соответствовала его требованиям. Он нечасто долго живёт на своей ферме, и более счастлив, когда он ведёт своё стадо на удалённое зимнее пастбище и живёт в своём фургоне, чем когда он дома. Если он уверен, что он в другой стране он может получить лучшие пастбища для своего скота на более лёгких условиях (или, ещё лучше, вообще без каких-либо условий), то он готов оставить свою страну навсегда так же легко, как съесть свой завтрак. То, за что он сражается — это свобода, а свободу он понимает так, как понимал её Цицерон: «Сущность свободы — возможность действовать по своему усмотрению». Границы свободы недоступны его пониманию. «Равная свобода для всех» — для него это бессмысленный набор слов. В этом и заключается его патриотизм. Последняя война по сути не может быть названа войной буров; это война Крюгера и война голландцев. Средний бур ненавидит британца постоянно кипящей ненавистью — он презирает его или, во всяком случае, убедил себя в том, что презирает; но бур слишком ленив и развращён, чтобы систематически работать для изгнания британцев из своей страны. Все эти идеи были внесены в его слабый ум амбициозными и изобретательными людьми.

Я должен теперь заняться ещё одной из главных черт бурского характера, причём наиболее неприятной для обсуждения. Бур абсолютно равнодушен к страданию как животных, так и людей. Если мы вспомним, что вплоть до недавнего времени всё мужское население постоянно было занято убийством животных, их свежеванием и разделкой — в сущности, было большим сообществом профессиональных мясников — то вряд ли стоит удивляться, что страдания животных их нисколько не трогают; но их жестокость по отношению к себе подобным не может не вызвать удивления. Во множестве книг можно найти описание их свирепой манеры вести войны с местными племенами; но самое худшее можно увидеть в их домашней жизни, потому что эти жестокости совершаются совершенно хладнокровно. Я много раз видел, как их рабов (они называют их «законтрактованными подмастерьями», если британец задаёт неуместные вопросы) хлестали «шамбоками» из гиппопотамовой шкуры с такой суровостью и свирепостью, которые сделали бы честь какому-нибудь дервишу, и это за самые мелкие провинности. Для этого наказания их обычно распинают на колесе фургона, и иногда бур молотит до тех пор, пока не выбьется из сил. Белые пленники, особенно если они оказываются британцами, тоже часто получают такое наказание. В 1886 г. я сам видел очень печальный случай. Это было в Понголо-Буш. Английский лесоруб был обвинён в краже топора у бура. Там был фельдкорнет, и он, выслушав жалобу бура, приказал схватить лесоруба, привязать к колесу фургона и дать ему 50 плетей. После этого лесоруба привязали к лошади головой на круп, как мы привыкли видеть на картинах Мазепу, и в таком положении повезли на суд в Ваккерстром, за 30 миль под палящим солнцем! Я охотился в это время и был единственным англичанином в этом районе, поэтому не в силах был помешать происходящему.

Последняя черта буров, о которой я могу рассказать в рамках этой статьи — это их предполагаемая принадлежность к глубоко религиозным народам. Это слишком сложная тема, чтобы изложить её в нескольких словах. Поскольку сам я не религиозный человек, то я не совсем уверен в точном значении вышеприведённого утверждения. По моему мнению, бур скорее деист, чем христианин. Его пасторы в церкви могут излагать перед ним христианские доктрины, но в их отсутствии его Бог — антропоморфный Бог. В первую очередь это бог-воин, а во вторую — бог-защитник. Вера в то, что первой и самой приемлемой, если не единственной обязанностью Бога является охрана интересов бура, мне представляется абсолютно искренней. Могут ли эти фанатичные представления по праву считаться настоящей верой — это вопрос, в который я не могу подробно входить; могу лишь сказать, что, по моему убеждению, эти представления скорее истерические по своей природе, чем основанные на мысли или разуме. Истеричны они или нет, но бур действует в соответствии со свой верой. Его Бог не учит его ни этике, ни морали; это бог-воин и бог-защитник, и ничего более. Это Бог Пятикнижия, и поэтому бурская этика — это этика иудеев в пустыне, с дополнениями, происходящими от его странной жизни среди диких животных и ещё более диких людей. Насколько эта фанатичная вера в свою богоизбранность входит в его жизнь, определить трудно, за исключением того, что она делает его надменным. Бур педантичен в соблюдении тех форм служения Богу, которые были созданы обстоятельствами его жизни; но в остальных отношениях трудно заметить, чтобы вера как-то влияла на него, за исключением времён несчастий. Его метод обращения к Богу до крайности мрачен. Внешне в нём не видно ни почтения, ни радости, ни преданности. Это дело одних только губ, и полное скорби и уныния. Когда я присутствовал на их субботних чтениях Библии (которые почти полностью посвящены моисеевым текстам) и на псалмопениях в их собственных домах, я почти всегда замечал, что впадаю в мрачное и унылое настроение, и должен был ущипнуть себя, чтобы очнуться и осознать его нереальность. Это было как ночной кошмар. Вся церемония настолько бесстрастна, звук голоса настолько монотонный, ритмичный и гротескный, что невозможно поверить, что за всем этим скрывается настоящее чувство.

Что же сделало этих странных людей такими, какие они есть? Подумайте об их истории. По своей природе это разочарованные и недовольные люди. Они покинули свою изначальную европейскую родину, потому что навязанные им условия были отвратительны для них, и они покинули Капскую колонию, потому что не могли вынести ограничения, которые им несло продвижение цивилизации. Они вошли в странную страну, полную странных животных и ещё более странных людей. Люди были враждебными, дикими и безжалостными, и приходилось всегда быть начеку — чтобы спасти свои жизни. Совершенно отрезанные от мира, они кочевали в своих фургонах год за годом, без дома и друзей, постоянно сражаясь с враждебными дикарями, которые владели этой страной. Их ужас перед этими врагами рос до тех пор, пока они не начали постепенно воспринимать их не как человеческие существа, а как вредных животных, которых нужно истреблять при каждом удобном случае. У них не было другого утешения, кроме Ветхого Завета, и они читали и перечитывали его (поскольку первые переселенцы были более образованы, чем их потомки) до тех пор, пока сходство между иудеями в пустыне и ими самими не впечатлило их до такой степени, что они постепенно начали путать одно с другим, и в конце концов стали искренне убеждены в том, что они сами являются Избранным народом Бога. И так они жили десятилетиями, каждая семья не видя некоторых своих членов при свете дня, и практически без правительства и какого-либо объединительного символа. У них не было ни литературы, ни живописи, ни музыки, кроме редких скрипок и фисгармоний, абсолютно никаких условий для нормальной жизни. Их жизнь стала убогой борьбой с окружающим миром. Они вступали в брак друг с другом до тех пор, пока всё их государство не стало одной большой семьёй, и из-за этих близкородственных браков их интеллект деградировал. Так они потеряли многое из того, что делает человека человечным и привлекательным.

Нет сомнения, что при хорошем правительстве и в более цивилизованных условиях они смогут достичь гораздо лучшего. Среди буров Наталя (особенно района Умвоти), Капской колонии и даже некоторых районов Оранжевой Республики я встречал многих, кто, хотя и находясь на низкой ступени интеллектуального развития и будучи неспособным к каким-либо достижениям в более высоких областях нашей духовной жизни, всё же во всех остальных отношениях были такими благородными, честными и любезными джентльменами, каких только можно пожелать встретить. Освободите Трансвааль от паразитического монстра — его коррумпированного и недееспособного правительства, дайте ему хорошую конституцию и надзор, и в следующем поколении бур, хотя он никогда не сможет высоко подняться среди белых рас, станет всё же совсем другим человеком по сравнению с тем, каким его сделали обстоятельства его прошлой жизни.

Джордж Лейси.