Лингвистический энциклопедический словарь

Филоло́гия

(от греч. φιλολογία, буквально — любовь к слову) — содружество гуманитарных дисциплин — языко­зна­ния, литературо­ве­де­ния, текстологии, источниковедения, палеографии и других, изучающих духовную культуру челове­ка через языковой и стилистический анализ письменных текстов. Текст во всей совокупности своих внутренних аспектов и внешних связей — исходная реальность филологии. Сосре­до­то­чив­шись на тексте, создавая к нему служебный «коммен­та­рий» (наиболее древняя форма и класси­че­ский прототип фило­ло­ги­че­ско­го труда), филология под этим углом зрения вбирает в свой кругозор всю широту и глубину человеческого бытия, прежде всего бытия духовного. Таким образом, внутрен­няя структура филологии двуполярна: на одном полюсе — скромнейшая служба «при тексте», не допуска­ю­щая отхода от его конкретности, на другом — универсальность, пределы которой невозмож­но очертить заранее.

Служа самопознанию культуры, филология возникает на сравнительно зрелой стадии письмен­ных цивилизаций, и наличие её показательно не только для их уровня, но и типа. Высокоразвитые древние культуры Ближнего Востока вовсе не знали филологии, западно­евро­пей­ское средневековье отводило ей весьма скромное место, между тем на родине философии, в древних Индии и Греции, филология возникает и разрабатывается как некое соответствие впервые оформившейся здесь гносеологической рефлексии над мышлением — как рефлексия над словом и речью, как выход из непосредственного отношения к ним. Несмотря на позднейшие конфликты между философской волей к абстракции и конкретностью филологии (например, нападки филологов-гуманистов на средневековую схоластику или уничижительный отзыв Г. В. Ф. Гегеля о филологии), первоначальное двуединство философии и филологии не было случайным, и высшие подъёмы филологии обычно следовали за великими эпохами гносеологической мысли (в эллинистическом мире — после Аристотеля, в Европе 17 в. — после Р. Декарта, в Германии 19 в. — после И. Канта).

Индийская филология дала великих грамматистов — Панини (приблизительно 5—4 вв. до н. э.), Патанджали (2 в. до н. э.) и позднее теоретиков стиля; свою филологическую традицию имела культура Древнего Китая (Лю Се 劉勰, 5—6 вв., и другие). Однако традиция европейской филологии, не знакомой с достижениями индийцев вплоть до нового и новейшего времени, всецело восходит к греческим истокам, у её начала стоит школьное коммен­ти­ро­ва­ние Гомера. В софистическую эпоху (2‑я половина 5 — 1‑я половине 4 вв. до н. э.) литература достаточно обособляется от внелитературной реальности, чтобы стать объектом теоретической поэтики и филологии. Среди софистов наибольшие заслуги в подготовке филологических методов принадлежат Протагору, Горгию, Продику; греческая теория литературы достигла зрелости в «Поэтике» Аристотеля; эллинистическая филология (3—1 вв. до н. э.) отделяется от философии и переходит в руки специалистов — библиотекарей Александрии и Пергама, которые занимались установлением корректных текстов и коммен­ти­ро­ва­ни­ем. Дионисий Фракийский (около 170—90 до н. э.) окончательно оформил учение о частях речи, принятое и поныне. Ранне­хри­сти­ан­ские учёные (Ориген, создатель латинского перевода Библии — Иероним) произвели тексто­ло­ги­че­скую работу над подлинником и греческими переводами Библии. Традиции греческой филологии продол­жа­ют­ся в средневековой Византии, в целом сохраняя античный облик (текстология и коммен­ти­ро­ва­ние классиков); после падения империи (1453) ренессанс­ная Италия получила наследие византий­ской филологии из рук учёных-беженцев. Гуманисты Возрождения стреми­лись не просто овладеть мыслительным содержанием авторитетных античных источников, но как бы переселиться в мир древних, заговорить на их языке (реконструировав его в борьбе с инерцией средневековой латыни).

После периода учёного профессионализма (приблизительно середина 16 — середина 18 вв.) в Германии начина­ет­ся новая эпоха филологии в результате импульса, данного «неогуманизмом» И. И. Винкельмана. Как во времена Возрождения, но с несравненно большей научной строго­стью ставится вопрос о целостном образе античного мира. Немецкий филолог Ф. Л. Вольф вводит термин «филология» как имя науки об античности с универсалистской историко-культурной программой. В 19 в. в итоге деятельности немецких филологов Г. Узенера, Э. Роде, У. фон Виламовиц-Мёллендорфа и других древняя история отделилась от филологии; тогда же под влиянием романтизма и других идейных течений наряду с «классической» возникла «новая филология»: германистика (братья Я. и В. Гримм), славяноведение (А. Х. Востоков, В. Ганка), востоко­ве­де­ние. Однако наиболее наглядно универсальность филологии реали­зо­ва­лась между эпохой Возрождения и серединой 19 в. в тради­ци­он­ной фигуре филолога-классика, специалиста по античным текстам, совмещавшего в себе лингвиста, критика, историка гражданского быта, нравов и культуры, знатока других гуманитарных, а при случае даже естественных наук — всего, что в принципе может понадобиться для прояснения того или иного текста.

Однако несмотря на последующую неизбежную дифференциацию лингвистических, литературо­вед­че­ских, истори­че­ских и других дисциплин, вышедших из лона некогда единой историко-фило­ло­ги­че­ской науки, суще­ствен­ное единство филологии как особого способа подхо­дить к написанному слову и поныне сохраняет свою силу, хотя и в неявном виде. Иначе говоря, филология продол­жа­ет жить не как партикулярная «наука», по своему предмету отграниченная от истории, языкознания и литературо­ве­де­ния, а как научный принцип, как самозаконная форма знания, которая определяется не столько границами предмета, сколько подходом к нему.

Конститутивные принципы филологии вступают в весьма сложные отношения с некоторыми тенден­ци­я­ми новейшего времени. Современный человек не может с прежней безусловностью применить к своему бытию меру, заданную какими бы то ни было чтимыми древними текстами. И сама филология, став в ходе научного прогресса более экстенсивной и демократичной, должна была отказаться от выделения особо привилегированных текстов: теперь вместо двух (классической филологии и библей­ской philologia sacra, «священной» филологии) существует столько разновидностей филологии, сколько языково-письменных регионов мира.

Новые возможности, в т. ч. и для гуманитарных наук, связаны с исследованиями на уровне «макро­струк­тур» и «микро­струк­тур»: на одном полю­се — глобаль­ные обобщения, на другом — выделе­ние минималь­ных единиц значений и смысла. Но традиционная архи­тек­то­ни­ка фило­ло­гии, ориенти­ро­ван­ная на реальность целостного текста и тем самым как бы на челове­че­скую мерку (как античная архи­тек­ту­ра была ориентирована на пропорции челове­че­ско­го тела), сопротив­ля­ет­ся таким тенден­ци­ям, сколь бы плодо­твор­ны­ми они ни обещали быть.

Для современности характерны устремления к формализации гуманитарного знания по образу и подобию математического и надежды на то, что в результате не останется места для произвола и субъективности в анализе. Но в традиционной структуре филологии, при всей строгости её приёмов и трезвости её рабочей атмосферы, присут­ству­ет нечто, упорно противя­ще­е­ся подобным попыткам. Речь идёт о формах и средствах знания, достаточно инород­ных по отношению к так называемой науч­но­сти, — даже не об интуиции, а о «житейской мудрости», здравом смысле, знании людей, без чего невоз­мож­но то искусство понимать сказанное и написанное, каковым является филология. Матема­ти­че­ски точные методы возможны лишь в периферийных областях филологии и не затрагивают её сущности. Филолог, разумеется, не имеет права на культиви­ро­ва­ние субъективности, но он не может и оградить себя заранее от риска субъективности надёжной стеной точных методов. Строгость и особая «точность» филологии состоят в постоянном нравственно-интеллектуальном усилии, преодо­ле­ва­ю­щем произвол и высвобождающем возмож­но­сти человеческого понимания. Как служба понимания филология помогает выполнению одной из главных человеческих задач — понять другого человека (и другую культуру, другую эпоху), не превращая его ни в «исчисли­мую» вещь, ни в отражение собствен­ных эмоций.

С. С. Аверинцев.