(дидойские языки) — подгруппа языков, входящая в аваро-андо-цезскую группу нахско-дагестанских языков (см. также Аваро-андо-цезские языки).
Носители Ц. я. живут на юго-западе Дагестана, а также в районах, прилегающих к бассейну реки Сулак. Общее число говорящих свыше 10 тыс. чел.
В состав Ц. я. входят цезский, бежтинский, гунзибский, хваршинский и гинухский языки. В генетическом плане Ц. я. близки друг к другу (особенно бежтинский и гунзибский, гинухский и цезский), хотя различия между ними более существенны, чем между андийскими языками. Некоторые исследователи рассматривают их как диалекты двух языков или как особые генетические ветви (например, бежтинский и гунзибский языки) в цезской подгруппе. Хваршинский язык занимает промежуточное положение между ними.
В системе вокализма Ц. я. есть краткие и долгие оральные (простые), носовые, фарингализованные и умлаутизированные гласные. Простые краткие (а, е, и, о, у) и долгие (а̄, е̄, ӣ, о̄, ӯ) гласные представлены во всех Ц. я., кроме гинухского, не имеющего долгих гласных. Назализованные гласные а̃, е̃, ә̃, и̃, о̃, у̃ есть в гунзибском, бежтинском и хваршинском языках. Фарингализованные гласные аь, еь, иь, оь, уь характерны только для цезского, гинухского и хваршинского (инхокваринский диалект) языков. Умлаутизированные гласные ӓ, ӱ, ӧ представлены в бежтинском и отчасти в цезском языках. Гунзибский язык имеет наиболее развитую и архаичную систему гласных, в том числе — гласные среднего ряда ы и ә, нелабиализованный гласный заднего ряда среднего подъёма ȧ, носовой ȧ̃, долгий ǡ, которых нет в других Ц. я. В инхокваринском диалекте хваршинского языка имеется гласный ы.
В системе консонантизма Ц. я. есть увулярные (хъ, къ, гъ, х), эмфатические ларингалы (гӀ, хӀ), смычно-гортанные, или абруптивные (цӀ, чӀ, кь, къ, кӀ, тӀ, пӀ), глухие латеральные (лӀ, кь, лъ) согласные. Однако, в отличие от аваро-андийских языков, в Ц. я. нет сильных согласных и заднеязычной фонемы-спиранта хь. Корреляция «сильный — слабый» была утрачена ими после распада аваро-андо-цезской языковой общности. Наличие или отсутствие лабиализованных согласных является одним из существенных признаков, характеризующих фонологическую систему Ц. я. Лабиализованные согласные есть в инхокваринском диалекте хваршинского языка, в гинухском языке, однако их нет в гунзибском, бежтинском языках, кидеринском диалекте цезского языка.
В современных Ц. я. эргатив по форме не совпадает с творительным падежом. Неодинакова форма выражения эргатива и в каждом языке: в бежтинском, цезском, хваршинском он совпадает по форме с косвенной основой имени, в гунзибском и гинухском языках он образуется от неё с помощью особых аффиксов. Эргатив совпадает с именительным падежом только в немногих именах существительных: миши ‘телёнок’ (хваршин.), або ‘отец’ (бежтин.). В личных местоимениях гунзибского (дә ‘я’, мә ‘ты’, иле ‘мы’, миже ‘вы’), бежтинского (до, ми, иле, миже), гинухского (де, ме, эли, межи) языков именительный падеж совпадает с эргативным. В личных местоимениях хваршинского языка процесс дифференциации именительного падежа и эргатива завершился: например, де бези соро ‘Я купил лошадь’ (эргативная конструкция) — до ахъше ‘Я сплю’ (номинативная конструкция). В цезском языке у местоимений именительный падеж и эргативный падеж различаются только во множественном числе: ди икӀих ‘я иду’ — ди тӀетӀерхо ‘я читаю’, эли икӀих ‘мы идём’ — эла тӀетӀерхо ‘мы читаем’.
В Ц. я. имеется большое число местных падежей, возникших в результате срастания в постпозиции элементов адвербиальной группы с одним из грамматических падежей, чаще всего с родительным падежом. Наряду с общими для других дагестанских языков формами местных падежей, Ц. я. имеют менее распространённые (парные) формы: падеж нахождения предмета в сплошной среде, которому по семантике противостоит падеж нахождения предмета во вместилищах (гинух. лъе-ль ‘в воде’ — ящика-ма ‘в ящике’). Падеж нахождения на горизонтальной поверхности противостоит по семантике падежу нахождения на вертикальной поверхности (ср. гинух. устур-къо ‘на столе’ — хъодо-хъо ‘на стене’).
В Ц. я., как и в андийских, имеется 2 родительных падежа, но грамматическое различие между ними иное. В Ц. я. употребление одного из родительных падежей в качестве определения связано с типом основы определяемого существительного — прямой или косвенной; ср.: гинух. эссу-с тӀохъ ‘брата нож’ — эссу-зо тӀохъруз ‘брата ножу//ножу брата’; цез. Абакарес-с кид ‘Абакара дочь’ — обийу-з эсийа ‘отца брат’ (эргатив). Так же образуются 2 формы родительного падежа у субстантивированных атрибутивных форм и у личных местоимений.
Атрибутивные формы в Ц. я., в отличие от аваро-андийских, в исходе слова не имеют классных показателей, и поэтому принадлежность субстантивов к тем или иным именным классам остаётся невыраженной, например: гунзиб. кӀотӀу оже (авар. лъикӀа-в вас, I класс) ‘хороший мальчик’, кӀотӀу кид (авар. лъикӀа-й яс, II класс) ‘хорошая девочка’, кӀоту бише (авар. лъикӀа-б бече, III класс) ‘хороший телёнок’.
Категория морфологического класса в Ц. я. свойственна главным образом глаголу (классный показатель в начале слова). Атрибутивные формы в Ц. я., как правило, маркируются не ауслаутными (в исходе слова), а анлаутными классными показателями.
Категория именного класса в Ц. я., в отличие от аваро-андийских языков, шестичленна (с учётом числовых форм существительных). В единственном числе имеется 4 класса: класс мужчин (гунзиб. ыкъу ыс ‘большой брат’), класс женщин (й-ыкъу кид ‘большая девочка’), III класс (б-ыкъу чӀикӀе ‘большой козленок’), IV класс (р-ыкъу бех ‘высокая трава’). Во множественном числе — 2 класса: класс личности (б-ыкъар ысна ‘большие мальчики’), класс неличности (р-ыкъяар чӀикӀе ‘большие козлята’). В бежтинском языке вследствие процесса р > й совпали II и IV классы. Классный показатель й кроме наименований женщин обслуживает и названия вещей: ср. гунзиб. й-икъу ахъе ‘большая женщина’, й-ыкъу эху ‘большая река’. В парадигме множественного числа цезского и гинухского языков есть класс наименований мужчин, что нехарактерно для других цезских языков.
Глагол дифференцируется по виду в бежтинском, гунзибском и цезском языках. Наличие вида в хваршинском и гинухском языках не проверено. В бежтинском и гунзибском языках аффикс ‑д является признаком многократного действия, а его отсутствие — признаком однократного действия. Носителем семантики длительного действия является также форма глагола с суффиксом ‑л, которая образует номинативно-творительную конструкцию: а̇бу бәхо-д коше-ла ‘Отец занимается косьбой сена’. В цезском языке в конструкции с глаголами многократного действия (дуративным видом) не представлено дополнение в творительном падеже: несса̄ цаххо кагъат ‘Он пишет письмо’ (эргативная конструкция) — жа цахнах ‘Он занимается писанием’ (номинативная конструкция). Наличие двух конструкций при глаголе многократного действия характерно для цезского языка и чуждо для бежтинского и гунзибского языков. Во всех Ц. я. при глаголах чувственного восприятия (verba sentiendi) подлежащее стоит в дательном падеже.
Конструкция предложения в Ц. я. обусловлена прежде всего семантикой глагола. Непереходный глагол образует номинативную конструкцию, переходный глагол, если его формы не дифференцируются по виду, образует эргативную конструкцию. Переходный глагол, имеющий видовую корреляцию, наряду с эргативной конструкцией образует редкую по структуре номинативную конструкцию, в которой подлежащее стоит в именительном падеже, а дополнение (не прямое) — в творительном падеже.
В Ц. я. не получил развития префиксальный и слабо развит суффиксальный способы словообразования (например, в глаголе нет локальных и направительных превербов). Некоторые имена существительные образуются посредством заимствованных из аварского языка суффиксов ‑хъан, ‑лъи. В Ц. я. развит способ образования инцептивных глаголов от прилагательных с помощью суффиксов ‑лъ, ‑лъа, ‑лъал, ‑л. Есть суффиксы каузатива, преобразующие глаголы непереходного и возвратного значения в переходные: ‑р//-л, ‑х, ‑кӀа и др. В лексике немало заимствований из русского, аварского, грузинского и других языков.
Все Ц. я. являются бесписьменными. Языком межнационального общения для цезских народностей является аварский литературный язык. Об изучении Ц. я. см. Кавказоведение.
С. М. Хайдаков.